Мля, петь скримингом такой текст?

не, он там вставками был в начале и конце. а пелся вроде другой текст.
песня Вернуться Домой. не могу в нормальном качестве щас найти (дома есть)

Хименес хорош!

Особенно ранний

Терентий Резвый

Кардиола

Эй, девушка!
Принесите еще вина
и на закусь
чё-нибудь из копченостей.
Пускай
во мне станет
чуть больше говна,
и чуть меньше -
чувства вовлеченности.
Мои биоритмы,
бля,
не такие ритмичные
как у некоторых.
Всё потому, что я
уже плотно сидел на лекарствах,
когда ты
еще только подсаживалась
на конфеты.
И не надо
отворачивать мурло в сторону.
Я не о тех "лекааарствах"
тебе толкую.
Просто из-за приобретенных с опытом пороков
моих па и ма
у меня врожденные пороки
сердца,
ума,
души,
хуя.
Ну да, ну да,
я уже и о посмертной маске
подумываю.
А чё?
Отпечаток лица в грязи.
Но недочитанные «хроники марса»
обязывают,
и вот он я,
с бритой сиськой -
ползу на УЗИ.
Алё?
Я тебе про УЗИ
рассказывал?
Там, короче, экранчик,
а на нем твое калечное бьется,
а я пошутил,
говорю: "Ну чё там, девочка?
или мальчик?",
а врачиха смотрит на меня,
прям вот как ты сейчас -
и не смеется.
Ну да, ну да,
видок у меня тот еще,
и с юмором похуже, чем у некоторых.
Всё потому,
что я с лекарств
переполз на формалин,
когда ты перешла с конфет
на сигареты.
Ну хули так долго?
Или ты, типо,
обо мне заботишься?
Вроде как даешь дяде
проветриться?
Не волнуйся, милая,
я свою меру знаю,
так что ты неси, неси.
И еще!
Поменяй, что ли, пепельницу.
Чего говоришь?
Тоже мою меру
знаешь?
Знаешь,
сколько мне отмеряно?
Ну да, ну да,
верю,
ты же так давно
здесь в официантках
бегаешь,
что уже
дослужилась до официера.
Бля.
Признаю, поднабрался.
Темнеет-то быстро как,
душновато, да?
И народ рассосался -
красота!
Расстегну пуговку.
Слышишь, девушка?
Посчитай-те, Пожа-Лу-Ста!
Что? Посчитали уже?
Ага.
Ого!
Ну и цены у вас,
чаевых не оставлю!
Что? Где мы? Кто?
Чё вы врете!
Даже если не врете –
чаевых все равно не оставлю.
Пиздец, девушка!
Так и знал,
что когда Вы за мной придете,
у Вас будет -
лицо
официантки.

Резвый тоже хорош. В ритме сбивчивого марша прочитался.

Эх, не люблю я современную поэзию... Понимать-понимаю, где-то даже уважаю и ценю... местами... но, люблю классико:

Николай Гумилев

ВЫБОР

Созидающий башню сорвется,
Будет страшен стремительный лет,
И на дне мирового колодца
Он безумье свое проклянет.

Разрушающий будет раздавлен,
Опрокинут обломками плит,
И, Всевидящим Богом оставлен,
Он о муке своей возопит.

А ушедший в ночные пещеры
Или к заводям тихой реки
Повстречает свирепой пантеры
Наводящие ужас зрачки.

Не спасешься от доли кровавой,
Что земным предназначила твердь.
Но молчи: несравненное право -
Самому выбирать свою смерть.
<Осень 1906>

"Смотри, не сгори в созидающем огне, творец..." ©

В. Полозкова (так сказать продолжая тему современной поэзии):

- Уходить отнего. Динамить.
Вся природа ж у них – дрянная.
- У меня к нему,знаешь, память –
Очень древняя,нутряная.

- Значит, к черту, что тут карьера?
Шансы выбиться к небожителям?
- У меня в него,знаешь, вера;
Он мне –ангелом-утешителем.

- Завяжи с этим,есть же средства;
Совершенно не тот мужчина.
-У меня к нему,знаешь, – детство,
Детство – это неизлечимо.

M.M.

I found the center of fruit is late,


It is the center of truth today,
Cut the apple in two,
Oh, I pray it isn't true,

I found the center of fruit is late,
Is the center of truth today,
I cut the apple in two,
Oh, I pray it isn't true,





I've got something you can never eat,
I've got something you can never eat,
I've got something you can never eat,
I've got something you can never eat,

I drained my heart and burn my soul,
I trained the core to stop my growth,
I pray to die in space,
to cover me in snow,
to cover me in snow,
cover me in snow,
I'm dying, I hope you're dying too,
cover me in snow,
I'm dying, I hope you're dying too,
I'm dying, I hope you're dying too,
I'm dying, I hope you're dying too,
I'm dying, I hope you're dying too,
I'm dying, I hope you're dying too,
I'm dying, I hope you're dying too,
I'm dying, I hope you're dying too,

Take this from me, (hate me, hate me,)
Take this from me, (hate me, hate me,)

1, 2, 3, he is a speed bump mannequin,
1, 2, 3, he can't move just stand still,
1, 2, 3, he is a speed bump mannequin,
1, 2, 3, he can't move just stand still,

I've got something you can never eat,
I've got something you can never eat,
I've got something you can never eat, (repeat till fade)

Моё прикроватное дерево
Растёт исключительно с севера
В невидимый юг исключительно
Скрипит потаённо ключицами

Ключами звенит извинительно
И греет надорванным свитером
Свои невесомые листики

Летят по законам баллистики
Стрижи — как весёлые мистики
Как суфии без кружения
(Простите за выражение)

Моя золотая прародина
Ты не зазвучишь в переводе на
Язык или нос или ухо ли
Тебя мы и так жадно слухали

Питались тобой исключительно
Конечно, ты лучший учитель, но
Мы так ни в что и не въехали
Скажи, всё что есть — не для смеха ли?

Скрипят и поныне ключицами
Деревья с незримыми птицами
И дерево прикроватное
Трещит, миллионоваттное

© RUUG

Лорд Д.

Василиса

.
Ты смотришь глазами лисицы,
И сразу приходит на ум:
Аумриумри, Василиса.
И ты отвечаешь: аум.
.
Кому-то десерт как затея,
Кому-то - вино-стрекоза.
Но радугой липкой потея,
В коробке мертвела лиса.
.
В бокале Невечность искрится,
Играя в Ничто наобум.
А в мертвой лисиной глазнице
Молчание Мира. Aum.
.

брат и сестра
летят над страной прекрасной.
сестра была девкой гуляющей и заразной,
а старший брат с незнакомцем с бровью собольей
сплясал в день Егорьев, вернулся и сделался болен.

летят, истекают кровью, но веселятся,
плывут средь атоллов, поют:
о, страна, о, прекрасное тело,
трудно раненому красотой твоей любоваться,
трудно блуднице больше не отдаваться,
лицу светиться, рукам светиться,
и не сорваться, -
но мы никогда
не сорвёмся
сорвёмся
а, может быть, да,
а, может быть, нет,
но это не ваше
ваше
не ваше
дело.

Алла Горбунова

У меня очень маленькие, крохотные плечи.
Маленькие крохотные плечи.
Такие маленькие и крохотные плечи.
Мммаааленькие, крохотные плечи.
Такие крохотные и маленькие.
У меня.
У меня такие маленькие плечи. Совершенно крохотные.
У меня совсем маленькие плечи.
Такие маленькие.
Совсем крохотные.

Такие, что их почти нет.

А ты меня не любишь.

(Алёна Загребельная)

про часики

Прапорщик Айгуль Сатанеева,
делопроизводитель воинской части,
в свободное от службы время сидит в чате,
носит короткую шубку и крохотные часики
на синем ремешке, во сне принимает участие
в постановочном порно, мечтает умереть от счастья,
наяву говорит зеркалу: давай не будем больше встречаться,
пишет записки сама себе,
рвет на мелкие одинаковые части.

Поэт Валентин Убиенных играет в контру по сетке,
мечтает отравить парами ртути соседку,
а также иных прочих эмиссаров тьмы, всех, кто
мешает ему стать главой тоталитарной секты,
эманацией чистой ярости,
воплощением красноглазого Сета.

Воспитательница детского сада Н.
каждое утро ездит на работу в пропахшей мокрой псиной маршрутке,
это ее слегка подзаебало, говоря по-русски.
По мнению Н.,
мир нуждается в перезагрузке,
покуда голые бесхвостые зверьки не довели его до ручки.

Однажды часики на синем ремешке устанут-устанут,
поперхнутся зряшным временем и встанут,
и все люди на земле счастливыми сразу станут.

Вот так:
................................................................................
................................................................................
................................................................................
................................................................................
хопа!
И все.

http://neo-lit.ru/index.php?r1=0&r2=2&ad=12518

Я начинаю репортаж с петлёй на шее,
Я объявляю ультиматум чёрным дырам,
Три уголька в ладонях пламенем развеют,
Вишнёвый холод над суровым миром,
Лопата воткнута в замёрзший уголь,
Труба, труби, трубач, над трупом плачь,
Сейчас герои сладких снов покажут удаль –
Лишь оседлают трёх свиней и тут же вскачь…
Туда, где солнце никогда не пахнет ядом,
Где кактус трахал розу на песке,
Где нету стебельков, побитых градом
И не томится молодой дебил в тоске,
Бубновый туз бубнит в дырявый бубен,
Бубенчики разгадывают масть,
На праздничном столе селёдка в шубе
Танцует вальс, раскрыв немую пасть,
Ортопедический ботинок сыт по горло,
Наелся снежной каши дуралей,
Глазастые зубила, шила, свёрла
Буравят скважину, чтоб стало потеплей,
Завязанные в пыльный узел струны,
Запаянные в петли облака,
Поют о том, как огненные луны
Сшибают с ног безрогого быка,
Цветастые черничные поляны
Лелеют лето и летающий оргазм,
Охотник без ружья в берлогу глянул,
Дыханье перебил протяжный спазм,
Зачем старик наелся злой отравы,
Зачем дышал слезоточивым газом?
Стаканы оказались правы:
Виной всему был старческий маразм!
Чугунные ворота в город нефти взрываются на счёт: “ноль – раз – два – три”,
Когда любовь, о да, поверьте,
Любовь, ходящий любящий огонь сгорит,
Косые керосиновые балки,
Не суй в колёса поезда разврата,
Сначала был разврат, потом щебечут галки,
Ну а потом у телефонных аппаратов
ЗВУЧИТ ПОЭМА ВЛЮБЛЁННЫХ ЦИСТЕРН…
Раскрашенные плавным смехом стены,
Виденья мимолётной простоты,
Здесь Ева преклонит своё колено,
Перед Адамом в час весенней красоты,
И пиковый валет с той самой дамой,
Пройдутся по проспекту в неглиже,
Стеклянные холсты в оконных рамах с восторгом крикнут:
“О, ну надо же!”
Под утро ляжет спать седой кудесник, чтобы опять чудить всю ночь,
Зачем ему дневные сны и песни?
Затем, чтоб воду в ступе не толочь,
Когда колёса проскрипят конечным воплем,
Смотритель стукнет по трамвайным проводам,
И капитан блеснёт заржавленным биноклем,
Наступит время расходиться по домам,
А только дома нет, и не было в помине,
Вчерашний натюрморт был съеден кем-то,
Должно быть, облако сгорело в камине,
Но продолжается чумная кинолента,
Киномеханик, ну давай, крути свой фильм,
Гуляй да пой, народная толпа,
Стиляга разберется, в чём тут стиль,
Электрик рухнет с пятого столба,
Больные дети ждут последней встречи –
В полтретьего под каменным утёсом,
Когда на майском небе вспыхнут Божьи свечи,
Они ответят на широкие вопросы,
Пусть это будет способ выжить среди мёртвых,
Хотя, их жизнь не больше, чем кино,
В котором половина кадров стёрта,
А мозговое полотно отключено,
И тридцать первый комиссар с подводной лодки,
Закурит мрачно злую папиросу,
Зажмурит глаз, ругнётся матом, выпьет водки,
И скажет: “С Богом, в путь, Товарищи Матросы!”
Туда, где водоросли пахнут трупным соком,
Туда, где спят русалки без чешуй,
Где обжигает грудь бесцеремонным током, … поцелуй И там…
ЗВУЧИТ ПОЭМА ВЛЮБЛЁННЫХ ЦИСТЕРН!!!
Кто любит музыку, тот любит добрый голос,
А в данном случае вся музыка в словах,
Кто бросил семя, тот увидит колос –
Да Будет Хлеб на всех земных столах,
Но ведь не хлебом же единым жил художник,
Который мамонта в пещере рисовал,
И, затаив дыханье, шёл так осторожно,
Мимо цветка в ущелье между скал,
Потом всё лопнуло, взорвалось и уснуло,
Всё расцвело и стало дико улыбаться,
А сон был вещий, – в нём звезда тонула,
Но было уже поздно просыпаться,
Большая полунепонятная картина,
Висела в комнате безмозглых колдунов,
Глаза, похожие на тающие льдины,
Блуждали в направлении ветров,
Ветра устали дуть и стали выть моторы,
Глаза растаяли, картина сожжена,
Все колдуны залезли в крысьи норы,
Взорвалась полунепонятная стена,
На белой копоти высоких потолков,
Оставлен отпечаток чёрных рук,
Среди развалины вонючих ….
Читает бабушкины письма грязный внук

А меня вот это рвануло.
http://ostrie.moskva.com/?do=Item&id=1057077

Николай Римм

в порядке

Представьте себе, что декабрь –
йокодзуна, борец сумо.
И рыхлый снег – его пузо,
сугробы – на пузе складки.
Из круга тепла и с дохё
этой жизни, каждой зимой,
Он вытолкнуть норовит
меня… Ну а так – в порядке.

Аутист

В школу. На холод. Куртка, штаны, ботинки.
Каша на завтрак – триста четыре крупинки.
Чай недостаточно сладкий, а значит опасен.
Как это гадко – жить замурованным в мясе.
Улица, дождик, автобус, пять остановок.
Капли по крыше, двадцать тыщ, тридцать, сорок
Пять лет назад – столько же капель - совпало.
Пять лет назад с нами расстался папа.
В школе игра не хитра – то буквы, то числа.
Мне говорят – «Ты дурак, тебе надо лечиться».
Я не умею хитрить, а значит опасен.
Как это гадко – жить замурованным в мясе.
Спать. Одеяло. Кровать. Пять минут и свобода.
Знаете, жизнь назад я был водородом.
Как это здорово – быть отголоском сверхновой.
Утро. Будильника рев и снова оковы…
Пять тыщ четыреста букв в блестящем журнале.
Мама уже не целует – отвечу едва ли.
Маме твердят – «Он растет, он будет опасен»
Как это трудно, жить замурованным в мясе…

(с) Максим Куликов

Красные дЕвицы скачут вокруг огня
Вместо ушей собаки, брови как хвост гепарда.
Самая младшая вдруг начинает линять,
Самая старшая едет в восьмом плацкарте

Губы как кабачок, слышен кальмаров зов
Окна повернуты к лесу спиной, а справа
Милый чилиец греет вчерашний плов
Пахнет сырой эфиопской густой приправой

Гномы танцуют канкан и сурово спят
Им снятся сны о енотах в ежей влюбленных,
Дыня как лампа в пять миллионов ватт
Вова, БЛЯТЬ, это были не шампиньоны


(не знаю, кто автор, да и пофиг)

на углу под дождем стою мокну
в окнах
смеются какие-то старые курицы
им смешно, ну а мне
..........................что-то не курится
.
кашляю
ковыряю пальцем дырку в подкладке
тяжело стало с башлями
дымом сладким
кашляю
..............кашляю
............................кашляю
.
все плотней заворачиваю
вокруг шеи петлю из шарфа
докурю и пойду
...........................покачиваясь
по асфальту черному шаркая

(Саша Дохлый)

Внезапно полюбился этот автор.

Алексей Сомов

***

когда на небе скучно и светло
господь берет стеклянное стило
и пишет треш на тысячу страниц
и пьет в одну ебучку абсолют
а дети непослушные его
не понимая в этом ничего
наловят снегирей клестов синиц
очищенным бензином обольют
и подожгут
потом немного подождут
и запускают вертикально
в
н
и
з

они летят от них глазам светло
повсюду загорается капслок
(они летят)
пророк совокупляется с козлом
гори гори упоротый капслок
(они летят)
из ноева ковчега не спаслось
ни одного
врубается капслок
(они летят)
еще крупнее шрифт
отчетливее каждый взмах и штрих
и ближе губы кровожадных жриц
они летят

СТРАШИСЯ РАСШИРЯЮЩИХ ВЕЩЕСТВ
БЕГИ РАЗВРАТНЫХ ЖЕНЩИН И ВООБЩЕ
МУЖЧИН РАЗВРАТНЫХ ПАЧЕ СТОРОНИСЬ
ПОЗНАЙ ЧТО НИЗ ГДЕ ВЕРХ А ВЕРХ ГДЕ НИЗ
НЕ ПОТРЕБЛЯЙ НИ ЯДОВ НИ КИСЛОТ
ИНАЧЕ И ТЕБЕ ПРИДЕТ КАПСЛОК
ОТКРОЕТСЯ СЕЗАМ
.........................................
они еще летят
от них глазам и больно и светло

Из недавно зацепивших стихов.

Пьер де Ронсар

***

Любя, кляну, дерзаю, но не смею,
Из пламени преображаюсь в лед,
Бегу назад, едва пройдя вперед,
И наслаждаюсь мукою своею.

Одно лишь горе бережно лелею,
Спешу во тьму, как только свет блеснет,
Насилья враг, терплю безмерный гнет,
Гоню любовь — и сам иду за нею.

Стремлюсь туда, где больше есть преград.
Любя свободу, больше плену рад,
Окончив путь, спешу начать сначала.

Как Прометей, в страданьях жизнь влачу,
И все же невозможного хочу,—
Такой мне Парка жребий начертала.


Б. Пастернак

***

Оттепелями из магазинов
Веяло ватным теплом.
Вдоль по панелям зимним
Ездил звездистый лом.
Лед, перед тем как дрогнуть,
Соками пух, трещал.
Как потемневший ноготь,
Ныла вода в клещах.
Капала медь с деревьев.
Прячась под карниз,
К окнам с галантереей
Жался букинист.
Клейма резиновой фирмы
Сеткою подошв
Липли к икринкам фирна
Или влекли под дождь.
Вот как бывало в будни.
В праздники ж рос буран
И нависал с полудня
Вестью полярных стран.
Небу под снег хотелось,
Улицу бил озноб,
Ветер дрожал за целость
Вывесок, блях и скоб.

Hron_

Без О уже

Вороны-клоуны, лгуны черные,
Выкракивают, подталкивают - к краю, к краю.
Мне бы беруши, тишину в уши,
А так - подслушиваю, и шагаю, шагаю.

Вороны-громы, молнии черные,
Зрачки выклавывают - слепят, слепят.
Мне бы очки-зеркала смертезащитные,
И солнцесвета, и лета, лета.

Вороны-патроны, стволы черные,
Выклоцывают, выстреливают - в сердце, в сердце.
Мне бы спрятаться в траншею по шею,
Но ранит прошлое, и детство, детство.

Вороны-ветры, смерчи черные,
Крону выкорчивают - душат, душат.
Мне бы у смерти чуть-чуть выторговать
Дни бесценные, и душу, душу.

обычно меня стихи совсем не прут..
а здесь понравилось...

Последнее? Да, оно крутое, автор молодец.

Ги Бель

прорезь

Глядя на обезьян в зоопарке в клетке,
чаю воскрешения мертвых.
Ветхие твари сушат хвосты на солнце,
голос рассудка внезапно теряет громкость.
Белые ногти впиваются в тёплую руку,
взгляд обезьяны ищет в пространстве фрукты.
Мiр распадается, я остаюсь в зоопарке,
Пью свою кровь из десны и смотрю на небо.

Сергей Гандлевский

Баратынский, Вяземский, Фет и проч.
И валяй цитируй, когда не лень.
Смерть - одни утверждают - сплошная ночь,
а другие божатся, что Юрьев день.
В настоящее время близка зима.
В Новый год плесну себе коньячку.
Пусть я в общем и целом - мешок дерьма,
мне еще не страшно хватить снежку
или встретиться с зеркалом: сколько лет,
сколько зим мы знакомы, питомец муз!
Посмотри: тебе уже много лет,
а боишься выбрать даже арбуз.
Семь ноль-ноль. Пробуждается в аккурат
трудодень, человекоконь гужевой.
Каждый сам себе отопри свой ад,
словно дверцу шкафчика в душевой.

Уистен Хью Оден - "Похоронный блюз" в переводе Иосифа Бродского

Часы останови, забудь про телефон
И бобику дай кость, чтобы не тявкал он.
Накрой чехлом рояль; под барабана дробь
и всхлипыванья пусть теперь выносят гроб.

Пускай аэроплан, свой объясняя вой,
начертит в небесах «он мёртв» над головой,
и лебедь в бабочку из крепа спрячет грусть,
регулировщики – в перчатках чёрных пусть.

Он был мой Север, Юг, мой Запад, мой Восток,
мой шестидневный труд, мой выходной восторг,
слова и их мотив, местоимений сплав.
Любви, считал я, нет конца. Я был неправ.

Созвездья погаси и больше не смотри
вверх. Упакуй луну и солнце разбери,
слей в чашку океан, лес чисто подмети.
Отныне ничего в них больше не найти.


Чтоб вы понимали, это мужик мужику написал )))

Бродский

К УРАНИИ

У всего есть предел: в том числе, у печали.
Взгляд застревает в окне, точно лист — в ограде.
Можно налить воды. Позвенеть ключами.
Одиночество есть человек в квадрате.
Так дромадер нюхает, морщась, рельсы.
Пустота раздвигается, как портьера.
Да и что вообще есть пространство, если
не отсутствие в каждой точке тела?
Оттого-то Урания старше Клио.
Днем, и при свете слепых коптилок,
видишь: она ничего не скрыла
и, глядя на глобус, глядишь в затылок.
Вон они, те леса, где полно черники,
реки, где ловят рукой белугу,
либо — город, в чьей телефонной книге
ты уже не числишься. Дальше, к югу,
то-есть к юго-востоку, коричневеют горы,
бродят в осоке лошади-пржевали;
лица желтеют. А дальше — плывут линкоры,
и простор голубеет, как белье с кружевами.

"Вечер. Развалины геометрии…"

Вечер. Развалины геометрии.
Точка, оставшаяся от угла.
Вообще: чем дальше, тем беспредметнее.
Так раздеваются догола.

Но — останавливаются. И заросли
скрывают дальнейшее, как печать
содержанье послания. А казалось бы
с лабии и начать…

Луна, изваянная в Монголии,
прижимает к бесчувственному стеклу
прыщавую, лезвиями магнолии
гладко выбритую скулу.

Как войску, пригодному больше к булочным
очередям, чем кричать «ура»,
настоящему, чтоб обернуться будущим,
требуется вчера.

Это — комплекс статуи, слиться с теменью
согласной, внутренности скрепя.
Человек отличается только степенью
отчаянья от самого себя.

Мне осталась одна забава:
Пальцы в рот — и веселый свист.
Прокатилась дурная слава,
Что похабник я и скандалист.

Ах! какая смешная потеря!
Много в жизни смешных потерь.
Стыдно мне, что я в бога верил.
Горько мне, что не верю теперь.

Золотые, далекие дали!
Все сжигает житейская мреть.
И похабничал я и скандалил
Для того, чтобы ярче гореть.

Дар поэта — ласкать и карябать,
Роковая на нем печать.
Розу белую с черною жабой
Я хотел на земле повенчать.

Пусть не сладились, пусть не сбылись
Эти помыслы розовых дней.
Но коль черти в душе гнездились —
Значит и ангелы жили в ней.

Вот за это веселие мути,
Отправляясь с ней в край иной,
Я хочу при последней минуте
Попросить тех, кто будет со мной,—

Чтоб за все за грехи мои тяжкие,
За неверие в благодать
Положили меня в русской рубашке
Под иконами умирать.

Сергей Есенин
1923

Есть люди с особо чувствительной кожей...
Милорад Павич

Есть люди с особо чувствительной кожей –
их лучше не трогать. Они не похожи
на всех остальных. Они носят перчатки,
скрывая на коже следы-отпечатки
лилового цвета от чьих-нибудь пальцев,
бесцеремонных в иной ситуации.
Они опасаются солнца в зените.
Обычно, надев толстый вязаный свитер,
выходят из дома по лунной дорожке
пройтись; и не любят, когда понарошку,
когда просто так, не всерьез, не надолго.
Болезненно чувствуют взгляды-иголки
и крошево слов. Они прячут обиду
в глубины глубин, но по внешнему виду
спокойны они, как застывшая глина,
лишь губы поджаты и паузы длинны.
Они уязвимы, они интересны;
и будьте чутки и внимательны, если
вы их приручили: они не похожи
на всех остальных – они чувствуют кожей.
Нажмите для просмотра прикрепленного файла