типа паэт
Группа: Соучастники
Сообщений: 534
Регистрация: 15.5.2006
Из: Донетцк
Пользователь №: 1036
|
Мне хочется прекратить танец, схватить его за руку и, увлекая за собой, упасть на пыльный мраморный пол. Увлекая за собой - это потому что иначе в запястье вопьется до крови треклятая леска. Однако падать нельзя. Я давно избавилась от сладостной иллюзии о том, что можно расслабиться, если эта андрогинная поебень шарится где-то на другом конце зала. Инструктор видит все. Он (ладно уж, так привычнее) перемещается быстрее звука, нападающего на нас из огромных колонок. И боль от его воспитательных ударов - сильнее, чем в измученных адскими шпильками ступнях.
- Что ты тормозишь, давай, раз-два-три, поворот! - испуганно шипит мой партнер, косясь в сторону, с которой слышен командирский голос икрики двоих избиваемых. Я скриплю зубами. Обвинение несправедливо: я совершенно не торможу, мои каблуки грохочут по полу абсолютно синхронно с каблуками сотен оказавшихся здесь женщин. Все они выглядят лет на тридцать пять - как и я, хотя с моста я сиганула пьяная в двадцать один. Аляповатая заколка больно тянет волосы, блескучее платье из жесткого материала трет и колется, по телу стекает пот, я почти физически чувствую, как плавится мой сценический грим. Костюмы мужчин выглядят гораздо более удобными, но мне откуда-то известно, что их нижнее белье сшито из такой же колючей ткани, а удобных туфель во всем этом зале не найдешь ни одной пары.
- Сам не тормози! - громко говорю я, не сбиваясь с ритма. На нас испуганно оборачивается рыжая женщина в зеленых блестках - и тут же отворачивается, сбиваться с ритма нельзя и ей.
- Вот почему нельзя было просто быть вместе, как люди? - заводит он волынку, которая уже надоела мне больше, чем моя одежда. - Обязательно было вот это вот все? Теперь непонятно, когда выберемся отсюда!
- Никогда, - отрубаю я. - И да, мне тоже жаль. Я тебя уже видеть не могу.
- Сколько ты мне раз это говорила, а? А потом выяснялось, что без меня хуже!
В данном случае он даже прав. Те две земных недели, которые он решался наглотаться таблеток, я была здесь одна, и мне действительно было хуже,чем сейчас - я была в другом зале, где танцев не было, а было просто методичное избиение. Правда, там бывали передышки.
Задумавшись, я все-таки слишком резко делаю очередное па и дергаю рукой так, что леска вытягивается во всю длину и режет запястья нам обоим. Крови вроде бы нет, но ощущение то еще.
- Ты что, блядь, дура?! - взвизгивает партнер.
- Я не нарочно!
- Да конечно! Всегда я виноват!
- Заткнись ты уже!
- Ты можешь танцевать нормально? Почему все вокруг могут, а ты нет?!
- Тв-варь...
Не знаю, как так получается, что, изнемогая от постоянного физического дискомфорта, - кроме всего, здесь еще и дышать нечем, - мы, тем не менее, находим в себе силы ругаться. Возможно, человек привыкает ко всему; возможно, мы одержимы, как трое героев сартровской пьесы, которые не могли прекратить ебать друг другу мозг, как бы ясно ни понимали, что в этом их ад и заключается. Впрочем, может, потому и не могли... Как бы то ни было, мы общаемся в том же духе, в котором общались в мире живых. Правда, там бывали передышки.
Я немного завидую паре в фиолетовых костюмах рядом с нами: они связаны не леской, а банальным шнурком, который, судя по виду, руки резать не должен. Хотя у них свои проблемы, к гадалке не ходи. А вон тем я слегка сочувствую: их держит вместе цепь, тяжесть которой я чувствую, просто глядя искоса.
Тем временем рыжая женщина в зеленом начинает визгливо ругаться на неизвестном мне языке. Заслушавшись, мы все-таки сбиваемся.
Инструктор подлетает во мгновение ока и начинает бить нас палкой наотмашь:
- Вы что себе позволяете? Ритм один для всех! Давайте! Ножку раз-два-три! Раз-два-три! Попкой плавнее!..
Его голос, несмотря на злобные интонации, бесцветен, как кружащаяся ввоздухе пыль. Кажется, именно это заставляет меня решиться:
- А скажите!..
Он обалдевает настолько, что опускает палку:
- Да?
Говорить длинно и связно, не прекращая танцевать, трудно, а после пиздюлей в особенности. Но я все-таки выдаю скороговоркой заранее заготовленный и много раз проговоренный про себя спич:
- Вот за самоубийство я уже отбыла, понятно. За что тут - тоже могу понять, хотя ни в каких библиях и божественных комедиях такого не видела. А за богохульство мне еще предстоит что-нибудь?
Инструктор как-то сразу скучнеет.
- Нет, не предстоит. Еще вопросы, может быть?
- Не предстоит - потому что мы тут навечно?
- Ну что ж вы все такие кретины. Вот перестанете собачиться - и гуляйте отсюда...
- А почему за богохульство не...
- Слушай! - Инструктор свирепеет. - Ты что ли решила, что тут готик-пати, а я девица с богатым внутренним миром?! Нет? Тогда чего пытаешься меня на банальности спровоцировать?! Ты сама себе давным-давно придумала, почему бог плевал с высокой колокольни на твое отношение, чего дурацкие вопросы задаешь? Каждому по вере его, не слышала?
- А мне?! - подает голос партнер. - У меня, может, другая вера была! Чего я теперь с ней связан?!
- Кретины, одно слово - кретины, - хихикает Инструктор. - Одна хочет, чтобы я тут ей ее теории излагала. Другой - чтоб я связь порвал, - существо дергает леску, - которую он сам четыре года создавал. Да охранял так, как будто это кабель высоковольтный!.. Терпи уже!
Партнер багровеет и хочет сказать еще что-то, но тут Инструктора сдувает. Вероятно, полетел бить кого-то еще.
Дальше идет сложный кусок танца, нам не до разговоров, но я умудряюсь обдумывать услышанное. Выходит, надо прекратить рычать друг на друга - и тогда... А что тогда? Вечный покой? Какое-нибудь особенно гадкое чистилище?..
Мне кажется, что у нас есть шанс отсюда выйти. У большинства присутствующих - нет. Они ведь даже не догадались, входя сюда и получая инструкции, спросить, за что они здесь. А они - и мы, конечно, - здесь за то, что поколение за поколением из-за нас не верит в любовь. Здесь нет, конечно, ни одного араба или непальца - те в этом отношении невинны, потому что никаких условий для любви у них нет. А вот у долбаных европейцев есть - и все равно находятся те, кто втаптывает ее в кровавый понос, думая, что так и надо. Здесь - те, кто шантажировал самоубийством и доводил до самоубийства. Те, чей моральный террор отправлял в неврологические клиники. Те, кто заставлял отказаться от всего, что создавало ощущение жизни. Те, ради кого насиловали и убивали, потому что они так хотели. Те, кто... Всех их объединяет одно: они говорили при этом о любви. И еще одно: здесь нет однозначных палачей и жертв, виноваты все. В той или иной степени виноваты все.
- Давай будем просто молчать, - говорю я, когда ритм танца замедляется достаточно, чтобы вдохнуть и выдохнуть полной грудью.
Партнер смотрит на меня так угрюмо, как будто все это придумала я.
- Я знаю, что ничего не получится. Но давай хоть попробуем.
|