Смерть еретички
Ценила души
меньше, чем тела.
Свою же -
сторожила, словно цербер.
Последние минуты провела,
гуляя
возле строящейся церкви.
Теперь
лежу
с проломленной башкой;
вот и в пятнадцать лет
все было просто.
Как больно,
черт вас...
Смерть -
мужик такой:
легла с ним -
снова кровь
пятнает простынь.
Был у меня
уютный уголок.
Потом узнала,
что и он затоплен.
Любовь есть сопли.
И Любовь есть Бог.
И есть такая мысль,
что Бог есть
сопли.
Возможен вариант,
что Он их
ест...
А если
в день
похожий
и погожий
меня бы двинул
не кирпич,
а крест
кило в пятнадцать -
не одно и то же?
Позвали в круг -
всего лишь во второй.
Я тронута
до слез
такой заботой...
Пока -
лежу
с пробитой головой.
Ну ты,
чего уставился?!
Работай!
За миг
вокруг
образовался зал,
на сцене -
я
в дневном слепящем свете...
Но кто же
подойдет
закрыть глаза,
чтоб быть потом
обозванным:
свидетель.
Интересно, интересно написано...
К вам только одна просьба, - переименуйте пожалуйста тему так, чтоб было понятно, что... внутри поэт, и он прекрасен!
Спасибо
А у посетителей данного форума и так буква Й уже ни с чем другим не ассоциируется (без преувеличений)
Грубая лесть, обожаю )
Тогда нате вам ишшо, давнее.
Размокшие таблетки на ковре.
"Работай кулачком..." - конечно, в зубы.
Я умерла. Я выхожу из клуба
самоубийц - и я опять в игре.
Спаситель мой предстал передо мной
царевной в белокаменном халате.
Здесь нет гробов - здесь жесткие кровати,
а мне так грустно... Я хочу домой.
Курить нельзя. Но сотни сигарет
мне набросают в душу психиатры,
как прячут по шкафам коробки "Ватры"
от моли, натыкаясь на скелет.
Dum spiro spero. В белом потолке -
ответ на все обрыдшие вопросы:
Бог пальцем оборвет стальные тросы,
и улечу я к черту налегке.
аж матом ругаться не хочеться, спасибо хорошие стихи
Что-то все новое, что пишется, не дописывается. Так что вот еще из старого.
Лязгает вечность ножами
ржавых своих гильотин.
В грязной и рваной пижаме
спит здесь герой не один.
Снегом застыло пространство,
воздухом воздух согрет...
Там, где живет постоянство,
меркнет искусственный свет.
Больше не нужно таланта,
чтобы удрать от небес:
если изменишь константу,
"вместе" раскроется в "без".
Скоро не станет кого-то:
ноль усмехнется: "Умножь!" -
и, не скрывая зевоты,
вечность опустит свой нож.
"Мракобесие и Джазз-з-з":)
Местами весьма неплохо.
Откуда-то приползло. Откуда гвоздики и Прима, знаю, насчет остального не имею представления.
А далее нам всем-превсем подарят
по восемь краснотряпочных гвоздик,
и нам в апоплексическом ударе
покажется, что это свет возник
из пачек "Примы" и белья Священной,
стоящей безмятежно на углу
проспекта Жажды, на пересеченьи
с проспектом Раскали-Свою-Иглу.
(На час с ней нам, хоть разорвись, не хватит,
поэтому ничто нас не спасёт...)
А далее в тяжелой красной вате
мы осознаем на секунду всё.
Удавиться? Можете и удавиться, только, пжалста, у меня на глазах. Может, меня это на поэму вдохновит...
Что ж, я верю в то, что ты умник, а также циник.
Если очень не хочешь, то не зажигай светильник -
натыкайся на все в темноте. Синяки на бедрах
есть отметины самых успешных и самых бодрых.
Натыкайся на все в темноте. Синяки на ляжках,
бой закусок на шпажках и чистая кровь во фляжках -
это наши забавы. Никто не имеет права,
чтоб кого-то спасать, нам в питье подливать отраву.
Это наши забавы. Никто не имеет смысла.
Кстати, чистая кровь - это густо и очень кисло.
Мы бы выпили водки, но если они увидят,
нас достанут, как из ракушек - орущих мидий.
Мы бы выпили водки. Полно на столе закуски.
Твоя морда сейчас - что-то вроде куриной гузки...
Что ж, я верю в то, что ты искренне недоволен -
и плюю на это со всех своих колоколен.
Когда читаю такие вещи, то за свои стихи становится просто стыдно.
(Отсылка к известному лингвистическому анекдоту. Кто припомнит - дам конфетку).
Так и тянется жизнь. Восемь-девять убитых муз
(их эпоха прошла), гладиаторские бои,
пьянки, шлюхи - и письма, вот эти вот eo rus,
на которые надо ответить, конечно: i.
На арену бы, драться! Да только ты трус. Ты - трус?
Нет, ты просто не раб. Не поверят рабы - ну и?
Ты свободен и можешь на подлое eo rus
что угодно ответить - но пишешь разумно: i.
Только вот закавыка-то: ниткой цветастых бус
волокутся, одобрены многими, дни твои,
цель забылась - и, вроде, как раньше всё, eo rus,
но ты пишешь муру: "Не держу тебя, друг мой, i!"
Где ловушка, подумать никак я не соберусь:
пьянки, шлюхи и, да, гладиаторские бои...
Ты пока разузнай, для чего это eo rus
и не сдохнешь ли ты, если снова прорвется i.
мц-ням... не видать мне конфетки
I Kratkaja пишет украдкой.
I Kratkaja дышит в тетрадку.
Катарсис. Экспромт. Плач в манжеты.
Чернила. Кровь. Брызги. Сюжеты.
Так вот. Анекдот. Нет, не вспомнить...
Хотя... Антикварно... Латынь? - Нить! -
Ео rus - "эх, дерёвня!" - Гораций? -
Омононимия? Абзац. - I?
тебе тоже не видать)
Не велика беда - не люблю сладкого (шоколад не в счёт), а вот выложенные стихи нашей авторессы просто сносят мозг шедевральны
Ео - это не "эх", это глагол.
А так копайте, копайте. Правильно копаете )
Кстати, тетрадки для стихов у меня нет.
Мда.
Короче, когда-то два римлянина Вольтер с Пироном, простите мне ради бога мою безграмотность, поспорили, кто кому напишет письмо (на латыни, соответственно) короче. Один написал eo rus - я еду в деревню, второй ответил i - поезжай.
А теперь на-ка вам новое.
Депра Вторая
Первая тут: http://www.stihi.ru/2006/12/26-1016
Мне кажется, что я нашел себя в помойке.
Не так, не "в", а "на"... ну, главное, нашел.
Тебя спихнул мне друг. Сказал, что дьявол в койке,
а вне ее грустна, и это хорошо.
Чего-то там грузил - ты воспитай ее, мол,
никто ей не указ, от черта до царя...
Он даже описал мне парочку приемов.
Я был изрядно пьян, он распинался зря.
Заставить все отдать - я знаю, можешь, можешь...
Такая уж фаталь, тебя б об стену, фам!
Так как тебя? Депре...? Придумают имен же ж!
Моя бы воля - всех я б звал по номерам!
Вся простыня в поту и в волосах белесых.
Что с головой-то, а?! Загадила кровать!
И, кстати, с утрецом. И передай колеса -
вон тот флакон, вот, вот...
Сегодня - только спать.
Неожиданно написалось жуткое по мотивам одного стихуя трехлетней давности. Если кому любопытно - могу выложить тот.
Если не мерзнешь - мерзни, если не жарко - грейся.
Будет одно итогом - стон и еще раз стон.
Поезд "Физболь - Беспамять" по спинномозгорельсе
цокает за минуту раз девяносто - сто.
Это не так уж часто - вспомни, бывало чаще,
это не так уж сильно - ты ведь сильнее, да?
Пусть верещат и воют с плакальщицей кричальщик,
дальше ты едешь молча. Ты у нас изо льда.
(пламя на горизонте церковь на первом плане
и в темноте вагона ссора глухонемых
много уйдет заклятий песен молитв камланий
чтобы ужался в пепел весь этот шлак и жмых)
Выброс - ударом. Что за!! Господи! Боже! Доктор!
Свет. Разговоры. Руки. Яду! Заткнись ты. Шприц.
Слабым он оказался, тоненький твой ледок-то...
Лучше бы пристрелили во имена цариц.
А я не знала, ни вопя крамольно,
ни пробиваясь к лету сквозь метели,
как кашляется кровью, если больно,
как больно, если что-то рвется в теле.
Не ведала, ни раздирая кожу,
ни превышая сорок полномочий,
как хочется того, что не поможет,
как помогает то, чего не хочешь.
Не видела, ни зная, что другая,
ни выгребая к призрачному мысу,
как раненая крыса убегает,
как ранят убегающую крысу.
И как в пустыню тяжко мы уходим,
и как легко поется, если тяжко,
не думала я, ни смеясь по моде,
ни старомодно делая промашку...
(Не, это не тот стихуй, что был упомянут в предыдущем посте).
Свеженькое.
Delirium tremens
Третий день уже шьешь себе смерть в духоте резерваций.
В магазине у дома ты видела прочную нить:
"Я одну, я одну..." - замечательный способ сорваться.
"Я одна, я одна..." - замечательный способ запить.
Весь твой разум нанизан разгневанной паркой на спицу -
ты ведь знаешь, что нитку из лавки украли у них.
Но серебряно-серый, твой город не даст тебе спиться:
сделай только глоток - и увидишь десяток слоних.
Матриархи-слонихи так гордо несут свои крылья,
темно-белые крылья приветливых комнатных мух.
И свинья-саранча растянула ухмылку на рыле,
и осиные тигры порхают в количестве двух...
Затянись красной "лаки" - и круг (это ад или солнце?)
расплывется в квадрат, но нахально не станет чернеть.
Выдыхая любовь, благодарность, смешливость и стронций,
ты не будешь жалеть, что еще есть свинец, но не медь.
Выкинь это шитье! Как не стыдно грустить, когда видишь,
как мохнатый гиббон махаоньим крылам своим рад?!
Прокричи в небеса политический лозунг на идиш -
за тобой наблюдает оттуда твой красный квадрат!
Бей бутылки - осколки украсят запястья и пальцы;
обрывай сигареты - из фильтров наделаешь бус...
Скоро будешь летать в облаках - там, где будет трепаться
на ветру твое знамя, квадрат, яркий, словно укус.
тебе должно быть интерестно http://talks.guns.ru/forummessage/83/495154.html
покрайней мере чувства вызывают одинаковые
Что конкретно не понравилось, сказать, видимо, трудно. Надо поизображать Петросяна.
Если ты такой нервный, ни в коем случае не читай вот это: http://www.stihi.ru/2009/07/17/6444
Ладно, вот вам еще.
Феи сверкнули нарядами броскими
и улетели куда-то без виз.
Звезды остыли и легкими блестками
падают вниз.
Люди - все те, о которых гудели мы,
сбившись на кухне, - рассыпались в прах.
Годы поникли и стали неделями
в наших мирах.
Смейся, Дриада. Тебе фиолетово,
что там за шило прорвало мешок...
Бог вот велел передать всем, что нет Его.
Все хорошо.
Наркомани на городі ріжуть маковіння (с)
Узница
Я живу в Краснодаре в зеленой траве,
постмодерном ударена по голове.
Мой негрустный товарищ, махнув плавником,
прилетел, нелетающ и ненасеком.
Мы знакомы по пьяни. Не бойся, присядь.
Моего состояния не описать!
В горле бьется анапест, ужасно трясет,
сны тесны и разлаписты... кажется, все.
Расскажи мне о том, как, смывая следы,
извивается тонкая лента воды.
Расскажи мне, как эры сменяют века
и как темная серая дымка легка
после пламени, в коем горел еретик.
Небеса успокоены - но не уйти.
Расскажи мне о дыбе - не знаю азов!
Я отсюда не выберусь, ты мой глазок!
Проросла я стилетом в высокой траве,
постмодерном огретая по голове -
оттого недотепа, дуреха и пьянь...
Но зато руки теплые. Только не вянь!
Я убит подо Ржевом
В безымянном болоте... (С)
Ада Фэйл
Она украдкой вышла за окно.
Снежок припорошил хребет и ребра.
Кровь по земле змеилась - но не коброй,
а ласково. Все было решено
легко и быстро, будто в том кино -
там саундтрек такой еще подобран,
как будто город, весь во тьме, но добрый,
наигрывает что-то на фоно...
Мир двигался. Заметил только Брейгель
падение Икара где-то там,
куда и боги смотрят, только плача.
А он все спал. Во сне играли регги.
Его рука, хотя была пуста,
еще не ощущала недостачи.
Стихуй-шарада, так сказать. Кто догадается, из чего перефразировано название и как оно меняет смысл всего стихуя?
Подсказка: если сильно подумать и правильно сформулировать запрос в гугле, то четвертую найденную ссылку и открывать не надо - все понятно.
"...наигрывает что-то на фоно..."
при сокращении, музыканты называют "фано", вроде
Ладно, фиг с вами. Выложу старое.
В моей душе запекшиеся раны
Опять саднят, какой уж тут уют...
В моих мозгах сейчас все очень странно:
Чем я их ни кормлю, они блюют.
В моем подъезде умер выключатель.
Который день горит унылый свет...
Он как бумага желтая с печатью...
Кивну бедняге лампочке: "Привет".
Моя цепочка с крестиком нательным -
Когда ошейник, а теперь - колье.
Мой злющий сплин быть может и смертельным,
И праздничным, как тазик оливье.
Мои больные худенькие плечи
Слегка приобнял пулеметчик Ганс...
Какой закат! Какой прекрасный вечер!..
Не будем ударяться в декаданс.
(февраль 2006)
вдруг - дыра
...и так сладко зависли мы
спасаясь от розг
не терзай меня мутными мыслями
мой пафосный мозг
кто-то где-то дерется неистово
уж так он привык
встать бы с пола
(не очень-то чистого)
да вырваться в рык
отзвенели разбитыми стеклами
мои города
в голове моей плещется теплая
морская вода
и растет деревцо белокорое
среди моих роз
чей-то крик
надо скорую
скорую
такой передоз
(февраль 2007)
Круг номер ноль
Ну да, ты был. А вот теперь не есть.
И можешь накатать хоть сотню кляуз:
здесь демоны предпочитают хаос,
с порядком лучше вовсе к ним не лезть.
Под нашими ногами гнется жесть,
пусть мы бесплотны, словно Микки-маус.
Я, например, давно уже не маюсь...
Я сильная? Люблю такую лесть.
Круг номер ноль. Да, поленился Данте...
Здесь есть бойцы отрядов команданте
и школьник Вася из села Дыра.
Там - свет. Там делят наше и не наше,
а здесь темно, и мы поем и пляшем,
не заслужив и росчерка пера.
Человек убегает в сумрак,
понимая, что свет опасен.
Если это для вас безумно -
вы совсем не читали басен.
Человек убегает гладко,
как частица воды в потоке -
только гравий разрезал пятки,
крики - легкие, ветер - щеки...
Человек убегает долго.
И хотел бы упасть - не может.
Только нет никакого толку
петь и выть все одно и то же:
это все не огонь, а искры,
жаль, но все это не огонь, а...
Человек убегает быстро,
но его все равно догонят.
Не ходи в темноту. В соавторстве с Александром Пелевиным
Не ходи в темноту, друг ситцевый, не ходи в темноту - там червие.
Не ходи в темноту, там холодно, и тепло, и смешно, и гадко.
Все, кто случаем заходил туда, стали злые и очень нервные -
видно, в детстве они, по глупости, слишком мало играли в прятки.
Не ходи в темноту за истиной, не ходи в темноту - там мертвые
зацелуют тебя, замацают и приказ отдадут: "Умри!"
Пропоет голосами томными лебединую песню хор твою,
а потом прибегут ужасные людоеды и дикари.
Не ходи в темноту за нежностью, не ходи в темноту - там двое.
Их движенья на красной простыни торопливы, легки... Шучу:
там все пусто и бессознательно, там личинки да черви в гное,
и сражаться с такими тварями тебе точно не по плечу.
Не ходи в темноту, любовь моя, не ходи, не летай, не падай -
не для нас был богами вылеплен этот серый и скользкий рай.
Нам отпущено - взяться за руки. Мы еще не напились ада.
Не сиди, не молчи, а слушайся -
пой,
танцуй,
воруй,
убивай.
"Воруй, убивай!" - боян
Это не боян, это интертекстуальность
Курить нельзя. Ну, что ты сделаешь теперь?
Чем обожжешь себя, помыслив не о том?..
Бог не отдаст под твой пожар своих степей -
Он сам сожжет и Хиросиму, и Содом.
Иди вперед, не отвлекайся и не хнычь.
До омерзения спокоен этот путь.
Бог не уронит на тебя большой кирпич -
а вдруг ты встанешь и построишь что-нибудь?
Ты, может, думаешь, что просто сделать бац
и угостить себя питательным свинцом?
Бог - чтоб ты знал, недомогающий паяц -
такой обед тебе не даст запить винцом.
Не бейся в стены аксиом и теорем
и не молись, пусть даже молча, волчья сыть!
Бог не поделится с тобой небытием
и не расскажет даже, как это - не быть.
Ух ты!
Без комментариев.
Последние дни свободы
(Сюзанна Кейсен Мценского уезда)
Ветер кружится в окне
беззастенчиво и не-
утомимо-утомимо-утомимо.
Встань пораньше хоть разок,
заглотай вишневый сок -
витамины, витамины, витамины!
Искривляй в улыбке рот,
отбивайся стулом от
злого духа, злого духа, злого духа.
"Что ты делаешь с утра?
Ебанулась на ура!" -
скажет муха, скажет муха, скажет муха.
А из нашего окна
речка серая видна -
это люди, это люди, это люди.
Слышно в стуке их сердец,
что пришел тебе пиздец
без прелюдий, без прелюдий, без прелюдий.
Ты хотела тихо жить,
скрывшись дома от чужих
порицаний, порицаний, порицаний.
Но непрочен твой уют -
за тобой уже идут
со шприцами, со шприцами, со шприцами.
Брось в окно столовый нож -
все равно ведь не уйдешь,
даже если, даже если, даже если
будешь ласкова, как плеть...
Знаешь, надо бы допеть
эту песню, эту песню, эту песню.
Вот бы эту колбасу
да порезать на весу
без ножа бы, без ножа бы, без ножа бы!..
Но купить себе прибор
для сворачиванья гор
душит жаба, душит жаба, душит жаба.
В целом стихотворение слабое, хотя сложность формы и экспериментальный ее характер в целом может служить оправданием слабости содержания.
Есть сильные места - первые три строки стихотворения и "А из нашего окна Речка серая видна, Это люди...Это люди... Это люди" - очень музыкально,кстати, напоминает чем-то Дягилеву.
Маты в этом стихотворении не по делу.
Задумывалось как песня. Там сложность содержания ни к чему, имхо. Как и мое обычное табу на мат.
Да, и будьте добры, не употребляйте это слово во множественном числе, это неграмотно.
Ну вы чё, ну.
По мне так прекрасная вещь. Не знаю как насчёт прогресса-регресса, но Й на месте не стоит, и мне её новые стихи очень.
Спасибо.
Просто в разное время разные авторы влияют )
Да-да, именно "Учат в школе" и подразумевалась.
Должно было быть. Но меня понесло не в ту сторону. Если хочешь, попытаюсь написать.
Это еще что. Знакомый в ответ на просьбу написать об амфибиотропной асфиксии выдал такое:
Стань человеком-амфибией. Жабой, которая душит себя. Земноводно ползи через мякоть болотного дна.
Оберни это тело-конфетку чешуйчатым фантиком, скоро привыкнешь к воде, будешь так же прохладно-мутна.
Будь русалкой болот, над которой смеётся подводная нечисть, прекрасные длинные ноги забрав.
Русалкой не сказок, а скользких кошмаров. Такую русалку не смог себе выдумать даже бедняга Лавкрафт.
Стань рыбоглазой, стань стервой холодной, ну знаешь - такой, какой нравится быть, а потом
Насилуй утопленных юношей, тех, кто особенно нравится, тех, кто особенно вышел лицом,
а тех, кто не вышел, души равнодушной прилипчивой жабой, всем телом садись на дрожащую грудь.
Воруй, убивай, в общем все как всегда, в общем, все, что положено делать, когда ничего не вернуть.
Я забуду тебя. Это будет, возможно, приятно. Я запрусь там, где сухо, тепло, безболотно, где спится легко,
там, где можно спокойно курить и под утро последнюю кружку остывшего чая испить целиком.
И однажды придешь.
Улыбнешься - прекрасная, сбросишь свою чешую, для меня обернувшись такой же, какой и была
и прикажешь мне бросить курить неожиданным способом -
пепельно-хмурым виском затушить
вороненый окурок ствола.
Нет, по сути замечания возражений нет. Очень возможно, что вы правы. Да и вообще, я на спокойную критику не обижаюсь.
Но насчет слова не соглашусь. Вокруг меня с детства говорят "звОнят" и "пОняла", но нормой я это не признаю ни за какие коврижки.
А смерти нет.
Но есть экстаз.
И холод.
И между ними -
узенький мосток.
Ни Шикльгрубер,
ни Андрей Вархола,
стою на нем,
уставясь
на восток.
Туда подруга уплыла
с пиратом.
Там,
вроде,
жизнь ясна и хороша...
Мне все равно.
Надену
респиратор.
Так легче,
чем
совсем уж
не дышать.
Луна
каким-то пакостным рентгеном
просвечивает
туши
грязных туч.
Глотая
миллилитры оксигена,
я думаю,
что воздух тут -
горюч.
А респиратор
не спасет
от ада,
но подзадержит
жареную вонь...
Я щелкну зажигалкой,
если надо,
и станет вечным
мой
больной
огонь.
очень рок-н-ролльно
Только выйди
Сколько сходят с ума? Двести? Две? Двенадцать?
Поучительно, да: горячо - не лезь...
Это ночь, но кошмары уже не снятся,
что им сниться, когда они просто есть.
Разухабисто гупнули злые двери,
прищемили мне вены, глаза, язык.
Не хочу, не могу, не должна поверить:
если все же поверю, то мне кирдык.
Ты хотел темноты, ты ее не видел.
Ты пошел в пустоту, чьи глаза пусты...
Мне не надо, чтоб ты оценил все, выйдя,
только выйди оттуда.
И выйди - ты.
Надо выстоять.
Слышишь тот голос, которым это сказано?
Скоро он будет тобой.
Желтоватые стены пульсируют хором.
Это легче и злей, чем когда вразнобой.
Надо выстоять.
Сердце толкает себя же, а из сна, как ни бейся, проснешься потом.
Не блефуй.
Ты не сможешь повеситься даже.
Так что жри этот воздух раззявленным ртом.
Надо выстоять.
Падает только лишь падаль.
Или все же не только?
Не только, увы...
Надо выстоять.
Выстоять.
Выстоять - надо.
Надо выстоять, выстоять.
Выстоять.
Вы...
Бывает - доведу себя до воя
и не пойму, с чего мне так хреново:
в моем мартирологе - только двое,
да и красиво слишком это слово.
Меня саму ничем почти не били, -
ногами, кулаками да словами, -
но я хотела в миф от этой были
сбежать на колеснице упований.
Потом - попроще: вздернуться без мыла
и стать собой, небесно голубея...
Когда-нибудь ты спросишь: "Это было?" -
а я скажу: "Бывает и глупее".
Ты только не бросай свое живое,
слепое тело под ножи и пули:
в моем мартирологе - только двое,
и третий - лишний. Тут не обманули.
Вспомнился эксперимент на мове.
Тієї ночі небо чуло грім,
мов голос того, хто кохав за тіло -
і роздягтися так йому кортіло,
що одяг впав оксидом крижаним.
Цідив коньяк метафізичний Львів
з Донецьком, само так метафізичним,
спекотне літо відганяло січнем,
архангел щось сріблясте в воду лив,
у пристрастях своїх зав'язли всі ми,
жадаючи нової Хіросими,
хтось грав на скрипці, в когось був плеврит...
І раптом люто грюкнула дверима
до слова "воля" перша-ліпша рима -
напевно, так, бо вибухнув весь світ.
Я так редко пою от тоски и рычу от злобы,
что мои демонята прокрикивают мне череп.
Все не так. И в конце будет снова все то же слово,
и зачатье - порочно, и на площадях вечеря.
А вообще это слово, должно быть, чуть-чуть тошнотно.
Сексуальность - обычна. Вечеря на мове - ужин...
Мрази, вымочив марлю в морали, марают что-то,
что погибнет само под печатью "теперь не нужен".
Но печать эта влезет на жертву свою нескоро -
может, лет через двести. Ну что, доживем? Да, может...
А пока левоправые детки горланят хором.
У кого-то любовь и бухло, у кого-то ножик.
Я привычно сдыхаю от слез и пишу от злобы.
Это будет всегда - в мегаполисе и в пещере.
Это так же логично, как то же, все то же слово
и порочность зачатья, и площади для вечери.
Снова творю в соавторстве.
Что ж, я дурак. Все запорол, сижу и отдыхаю.
Ушла и ночь, и рок-н-ролл машин, бомжей и лая.
Мир так смешон, что даже бес меня тянул, ужалив,
читать чужие смс - на новеньких скрижалях.
А раньше он толкал меня на подвиги и блядство -
но постарел и облинял, и можно расслабляться.
Скрижали тоже ерунда, вот битые - те были
как будто раз и навсегда. Такие, в старом стиле.
Видать, я все же ретроград - разбитые скрижали
в моих ушах еще звенят, и не понять, схуяли:
все идеалы красоты давно едят и дышат,
а шрёдингеровы коты - да вон они, на крыше.
Один из них - тот самый бес, который утром рано
читать чужие смс и грабить корованы
меня склонял и совращал. Я притащил из леса
одну разбитую скрижаль и ебнул ею беса.
И бес от боли возопил, что виноват, в натуре,
что он маньяк и педофил, а также пьет и курит.
А я будил поля и лес своим истошным хаем:
"Читать чужие смс я, сука, не желаю!"
И был он изгнан в те края, где МТС не ловит,
где вовсе нету нихуя (как много в этом слове...),
и вот курю я у окна и битву вспоминаю -
а ночь идет ко мне, полна машин, бомжей и лая.
Сегодня я долго забивала в стену свой лоб,
а потом распевала контрмантру: "Не умер, но замер!"
и зеркало била фигуркой чекиста - чтоб
хоть ЧК меня спасла от фигуры с потухшими глазами.
Протухшими, вернее.
Вот так и дошло: я труп.
И некто подошел и сказал мне:
"Встань, дево,
ты зомби".
И был мой ответ:
"А ты богу скажи: он туп.
Почему не раздал вот таким вот, как я, по бомбе?!
Вот мне, допустим, будет уютнее в забитом гробу!
Дайте бомбу - я всех подорву!
Что еще? Благоразумие?!
О людях подумать? Вот уж точно закатайте губу!
Мне что же, разбираться еще, кто там хотел бы стать мумией?!"
Но меня оборвали:
"Заткнись
и отправляйся к друзьям.
Тебя уже заждались на речке по кличке Калка...
Бомбы - это тем, кого жалко. Я бы выдал и сам,
но ты прекрасней Эсфири,
и тебя мне ни капли не жалко".
Барабаны шумят, ты поешь и кричишь.
Я танцую на самой высокой из крыш,
на расстеленной, белой в горох, простыне,
ставя ноги в кровавые пятна.
Мои мысли твердят: "Ну вдохни, откажись!
Вспомни, дура, ведь ты - аэробная жизнь!.."
Кислорода не мало, а попросту нет.
Смерть бывает не столь неприятна.
Ты не дышишь, ты просто кричишь и поешь.
Ты разумно красив и безумно хорош.
Твое имя сегодня - вот в этот момент -
в третий раз упомянуто всуе.
Ты - не ты. Ты ведь умер от выстрела в рот -
или в спину, не знаю. А то, что поет
и кричит, недостойно и траурных лент...
Впрочем, мне все равно - я танцую.
Скоро кончится выдох, я резко вдохну -
не хочу, но вдохну - и уйду в глубину.
Буду падать, как в воду купальский венок -
и, когда каждый лист в нее канет,
ты не смолкнешь - зачем? Как и прежде, и впредь,
ты продолжишь кричать и, конечно же, петь.
Я танцую с улыбкой, и кровь моих ног
освежает разводы на ткани.
Прикольная сложная рифмовка!
Я вернусь в униформе - ублюдочной и отутюженной.
Будет час двадцать три. Я взмолюсь: не услышь, не увидь...
Двадцать три - это тройка, семерка и чертова дюжина -
ну, и что-то еще. Но об этом бы лучше забыть.
Я пройду тише ночи, в коврах и ковровых покрытиях
утопив и подошвы, и душу, и все, что шумит.
Так когда-то в земле утонула - теперь не отрыть ее -
как же звали ее? Аэлита? Лолита? Лилит?..
Я споткнусь и свалюсь, и собью что-то звонкое с полочки.
Воплощенная бледность, ты выйдешь увидеть меня.
Вот тогда-то и спросишь: как можно быть этакой сволочью -
и не выдержать с честью ни труб, ни воды, ни огня...
Нет, не спросишь, а просто накормишь остатками ужина
и напоишь водой. На конфорках завянут огни.
Двадцать три - это тройка, семерка и чертова дюжина,
а еще, а еще, а еще...
Но об этом ни-ни.
А вот эта вещь мне понравилась.
Что скажешь - талантливо!
Особенно это касается формы,
желаю автору столь же строгим к себе быть и в вопросе содержания, чтобы за словами было что-то большее, чем нистовая изобретательность - в рифме, образх, аллюзиях и проч.
И о чем же, по-вашему, мне надо писать?
Не "о чем?", а "что?"
"Стихи живие сами говорят,
И не о чем-то говорят, а что-то..."
Форма не должна уводить от смысла, а смысл, если он глубок, может быть почувствован с достаточной степенью отчетливости. То, что у тебя есть поэтический талант для меня несомненно, но, мне кажется, тебе стоит с стремится к точности ощущения, точности передачи состояния, как бы яснее самой понимать - "что" ты говоришь.
Прошу прощения, за такой "поучительный" тон.
Переписала старое.
Глубока, словно пульс на горле,
высока, словно степень m,
подло трезвая - вам в укор ли? -
снова лезу я в этот слэм.
Всеобъемлюще слово это,
будто кровь моя; в нем - весь звон
черных войн - и другого цвета,
но таких же ужасных войн.
Мне плевать на величье разниц,
так влечет меня этот зов...
Все с дороги! Нет, я не зря здесь!
Ты, вот ты! Ты готов? Готов?!
Я - чужая. Ты - просто рыжий.
Я готова скрестить ножи!
Я - урод? С этим можно выжить -
значит, с этим и буду жить!
Случается и так: в постмодерновом вихре примет
времени, народа, во что мы там еще погрузились,
на тебя на бегу наступает свиноватый мент.
Не на голову, грудь, головогрудь - на ноги мизинец.
И уж тогда наблюдать за дракой
не так легко
сквозь оптический прибор - цинизатор из двух треснувших стекол.
Все мальчишки - дураки, но если бьют твоих родных дураков,
интересен и кастет,
и назначение ножей с кровостоком.
Конечно, рвешься спасать. И это круто. А совсем хорошо,
если скажут: "Оно серое, в лесу живет, рычит
и воет.
Можешь идти к нему в пасть, если хочешь, но вот я бы пошел,
только убедившись в том, что оно не живое".
...А потом, когда кажется, что скоро уже хэппи-энд -
лениво споришь, заключаешь пари, в общем, возврат в начало.
Не обольщайся, тебе не забыть, как свиноватый мент
наступил тебе на ногу. Уж очень ты тогда закричала.
Смерть блудницы
Невоспитанным детям врачи удаляют гланды
без наркоза. Воспитанным тоже, но очень редко.
Дует колюще-режущий ветер. Звенят гирлянды -
ими щедро сегодня увешали нашу клетку.
Люди видят - но так равнодушно смолят "Прилуки",
так незло матерятся, запнувшись ногой о камень...
Я лежу на асфальте, раскрыв для прохожих руки,
и меня распинают словами и каблуками.
Не хочу я их слышать, ни музыки их, ни бредней,
только музыка бьет все равно по мозгам, ведь техно ж...
Я уже умираю, я вижу свой сон последний -
в нем есть ты, и канистры, и дым, и толпа, и смех наш.
Там тепло, и смешно, и темно - там ведь все угасло.
Здесь светло - так светло, что мне даже уже неловко.
Может, лет через двадцать и станет картиной маслом
эта смерть моя. Сон мой не станет и зарисовкой.
А сейчас и подавно никто меня не погладит
и с лица для потомков не сделает даже слепок.
Скоро праздник великий наступит чего-то ради,
хлынет дождь и разбудит меня еще напоследок.
Зря, умру все равно. А во сне ведь огонь в лесу был,
и его заливали мы радостию своею...
Невоспитанным детям врачи вырывают зубы.
Мне не надо, ведь вырвать им глотку я не успею.
Смерть гневливой
Итак,
нас привозят на пустырь,
выводят из автобуса,
выстраивают в шеренгу,
делают инъекцию.
Все по очереди валятся в обморок.
Я остаюсь стоять.
Тогда экзекутор - старуха в черном платье -
говорит:
ты мне нравишься,
пошли покурим.
Сигарета, которую она мне дала,
очень вкусная.
Не потому, что последняя и все такое,
а потому что вкусная.
Одна сигарета забирает четырнадцать минут
из оставшейся жизни.
Эта заберет у меня четырнадцать часов
из оставшихся пятнадцати.
Я говорю:
убила бы тебя, старуха, но незачем,
убила бы тебя, но не чувствую потребности,
убила бы, но лучше посмотрю,
как облака в панике убегают от чего-то,
как птицы собираются вон на том дереве,
как где-то далеко-далеко строится церковь.
Она докуривает
и говорит:
давай скорее,
хорош любоваться,
нам еще надо всех укрыть одеялами.
Не умирать же им в холоде, в самом деле.
Смерть некрещеной
My God, I'm so high. Боль ушла, и пришла эйфория.
Тепло Твое чрево, и кажется, будто внутри я.
Гляжу на ладонь свою. Снег еще тает на ней.
Убей меня, Боже, убей меня, Боже, убей!
Уйдя далеко от привычных кровавых обрядов,
я сразу решила: теперь возвращаться не надо.
Могла повернуть - и погибнуть не здесь, а в пути...
Прости меня, Боже, прости меня, Боже, прости!
Душа, растворенная в чистом, как снег, лизергине,
понятна, приятна, угодна, удобна Богине -
но мне не хватало на это ни веры, ни сил.
Спаси меня, Боже, спаси меня, Боже, спаси!
Дыханье все тише, и сердце все реже и реже,
и скалы вокруг - все чернее, все выше, все те же...
Ну что ж, я свободна от страха, страстей и вранья...
Прими меня, Боже...
А впрочем, зачем тебе я.
Автор не верит в бога, не лечится от наркомании, не состоит в бдсм-ных лесбийских отношениях, не, не, не и не. Это просто еще один стихуй в цикл с рабочим названием "Мертвых детей и умирающих женщин".
Сама думала, что херня и графомания, но вот на неплохом литсайте похвалили. Выкладываю.
К вопросу о несовершенстве языка
Я спрашивал: "Что же, теперь мне не быть счастливым?" -
"Ну что ты, родной, почему!" - отвечали бары.
И вот я шатаюсь по ним, наливаясь пивом,
как яблоко - жизнью под солнцем Большой Сахары.
Известно, что в нем неизбежно забродят соки
(не в солнце, а в яблоке, не доставайте, чтоб вас!)
Мой цель был, вот именно так, цель мой был высоким,
но выше намного явился на небо Фобос.
И я, словно соки, брожу - подбери синоним:
я шляюсь бесцельно, я выброшен из могилы...
Ну что ты отпрянул? Не бойся, тебя не тронем.
Ты мертвый и так. А ведь мы-то не некрофилы.
в последней строчке мне настойчиво хочется переставить слова чтоб было "А мы ведь не некрофилы".
Силлабо-тоника же, чтоб ее. Слога не хватать не должно.
Биение
Спят под ногами белые флаги,
звезды уже не в шоке.
Сердце разбито. В смысле - как лагерь.
Надо пожрать тушенки.
Сердце надбито самую малость -
бил в основном посуду.
Бил, а победы не получалось...
Больше я так не буду.
Взбиты перины, выбиты стекла,
кожу грызут осколки.
Так и подохну - добрый и теплый.
Нет, не хочу. Нисколько.
Бейся, смешное... Выпить из фляги
бьющего по печенкам.
Надо уже сворачивать лагерь
и отправляться к черту.
Браво за два последних поста их авторам, понравилось!
А сегодня на головы лился холодный душ,
и задвигалось что-то в глубинах дрожащих луж
цвета хаки. Возможно, что был это просто уж -
трехголовый, линялый и с дергающейся лапой.
Он, усталый, хотел нам сказать, что любовь чиста,
но с испугу ты чуть не лишила его хвоста.
Не терзай себя, мы уже дома - вот ляг, растай,
только тающим пальцем линолеум не закапай.
Ты спокойна, как будто тебе ничего не жаль,
будто не придушил я, а просто слегка прижал.
Городские создания - вроде того ужа -
захлебнутся, увы, в этих жарких текучих пальцах.
Доказать не успею, - и ты меня не прости, -
что совсем не из жалости наши сошлись пути.
В липкой светописи, как у Ричардсона почти,
ты увидела б это сама, но поздняк метаться.
Сладкий запах - не гниль, а пока еще карамель -
мою сущность уносит куда-то к чертям в Кармель,
разгоняет волну и сажает мечты на мель -
ведь какие мечты, когда вот оно, на кровати...
А когда ты дотаешь, поднимет уже башку
солнце в розовом. Много оно опалило шкур -
пусть поможет, лучами позвав, моему шажку
с подоконника в грязь.
Будет так.
Потому что - хватит.
Куреньеяд
Подорваться к утру и понять, что проснулась от горя,
что в квартире дубарь, неестественный для сентября,
и что нужно теперь, как завещано лузерам в Торе,
до подъема сидеть на балконе, дрожаще куря.
"Не успел он исправить свои несмешные пороки -
так что в ад теперь, в пламя..." - подумать, распробовав дым.
Утро осени вылило в небо движеньем широким
молоко из цистерны - в нем четверть холодной воды.
Не вскочить, не забиться, не выплеснуть тело на стекла,
на бумажки, еще на какой-то придурочный лом:
пока есть сигареты - хоть что-то останется теплым.
А потом и подъем.
О, за последнее - зачот. Мне понравилось.
Когда-нибудь ты захочешь себе проткнуть...
допустим, руку. Допустим, вот этим шилом.
Скорее - пулями спину. Плевать, не суть,
за нас Энтропия давно уже все решила.
Сейчас ты идешь не жалуясь, не скуля
о том, что железны туфли, и хлеб, и посох.
Бывает - глянешь на небо, на журавля,
и грязь течет из гляделок твоих белесых.
На скалах поют: "Возвращайся, бросай, все ложь", -
но скоро и там оставят тебя в покое.
Бывает - глядишь куда-то и глупо ржешь.
От боли, конечно, бывает и не такое.
Когда-нибудь ты вернешься, откроешь кран
и вымоешь грязь из глаз и всего, что ниже,
и будешь желать услышать меня с утра,
и будешь хотеть ослепнуть и обездвижеть.
Так ясно
валяй
проткни меня точкой сожми пробелом
вишневое брызнет. так ты когда-то пел им?
им, не то чтобы мелким, но да, презренным
жарко курлыча тянулись к тебе
хрен им
валяй
отрежь мне ресницы скорми их птицам
бывает такое: забудется — не простится
магнитное поле засеют опийным маком
магнитная буря выдерет всё
так им
валяй
давай не стесняйся бери кинжальчик
прошлого жаль уже так что не будет жальче
но вечность оставим терре и разным аквам
так вам
и что ты тут скажешь еще
так вам
валяй
ступи мне на горло взлети не грохнись
в черных моих глазах засинела окись
скоро проснусь и пойду приготовлю мяса
все же отлично что все стало так
ясно
вот смотрю - да и вижу, что след полинял,
как тетрадь на окне к сентябрю.
и доходит - приходит простое в меня:
надо вывинтить к ангелам крюк,
надо спрятать веревку нетвердой рукой
(мыло тоже, но влом же, влом),
надо взять из-под ног табурет с вензельком,
чтобы вынести им стекло.
покачать на руках, уронить и бежать.
уронить и бежать не затем,
чтобы выйти к такой, как тифозный жар,
но бессмысленной красоте.
и бежать, а зачем? только след полинял,
а другого никто не несет.
остается стремиться вот так, не поняв...
да и все.
Мэри и Макс
Я иду, смотря на следы прошедших, там и тут - то слёзка, то мяса шмат.
Все не так прекрасно, как феи шепчут, но уже, конечно, и не кошмар.
Раньше было "рано", в котором - раны, раньше было холодно и смешно,
а теперь по плитам снуют вараны, составляя фрейдовское "оно".
Я иду по белым красивым плитам, размышляя, как это - сбиться с ног,
быть вонзенным, высыпанным, пролитым в ежедневный, бодрый, живой поток,
стать частицей пыли в слепой комете, - вот такая, знаешь ли, самоцель...
Только мне, конечно, уже не светит даже тень луны на твоем лице.
Сквозь траву пробился горячий камень, на камнях - трава, ты права, права.
Я иду, размахивая руками: раз-два-три, раз-два, раз-два-три, раз-два.
Вот такая жизнь. Я, по крайней мере, притворяюсь, что отбиваю такт.
Ну а ты-то что, дорогая Мэри? Ты уже придумала свой теракт?
Я иду, иду, дорогая стерва, понимая: вымучен и смешон.
Ты взорвешься, либо заснешь в застенках. Я усну под солнцем - и хорошо.
Я иду, забыв и слова, и жесты, как и все, что долго, с трудом зубрил...
Мне приснится запах намокшей шерсти
и твои слова:
"...трепетанье крыл".
Кто здесь?
ломится в церковь пьяная паства
выскочив в это место извне
кто здесь?
кто проломил пространство
чтобы вбежать ко мне?
выкормить летом выходить вымыть
выставить в зале выстрелить в рот
это мне сделать? нет с головы мы
не начинали. и не начнет
в мире стыда и в гласности сюра
если привычки мешают петь
брось их
грудью на амбразуру
выйди
взгляни
ответь
Адельфопоэзис. К вопросу о мужских слезах
Три минуты осталось. Стою, как мудак -
только дуло направил куда-то.
Им уже не спустить собак - никак!
Все мертвы и поэтому святы.
В этом доме, который почти что сейчас
превратится в игру энтропии,
в нем, в его коридорах танцует печаль,
наступая на руки и выи.
В потолки засмотрелись глаза и глаза.
Все едины в последнем релаксе.
Там и ты. Я не плачу: мой бог мне сказал -
не доверит оружия плаксе.
Твои волосы - с кровью, на грязном ковре -
я запомню, но хныкать не буду.
Три минуты. Послушай, ведь есть еще вре...
Впрочем, нет: ну откуда тут чудо?
Три минуты. Под зданием - мощный заряд.
Помоги мне, скажи мне, зачем мне?..
Что ж, могильные черви тебя не съедят.
Может, есть замогильные черви?
...Вспоминать для меня - неизбежнее зла.
Да, когда-то мне было все можно,
и по слезным каналам текла, тепла,
твоя песня.
Ожоги на коже.
Если жжется - наверное, мир еще жив,
но взорвется, сначала пригрезясь.
Слишком поздно я понял, что нерасторжим
наш адольфо-, адельфопоэзис.
Не выходи.
Лежи себе, хрипи - тихонько только, чтобы не оглохнуть.
Все, кто хотел с тобой отважно сдохнуть, покинули твой эр квадрат на пи.
Не выходи: к свободе нет причин, тебе же ко всему нужны причины.
Машину смерти скоро не починят, поэтому расслабься и молчи,
не выходи - успеешь.
Почему
ты здесь застрял - вопрос не третий даже.
Запомни только: не бывает гаже
насилия, чем если ты - себя же.
За это - отправлять на Колыму.
Не выходи. На улице мороз не в первый раз твердит протагонистке:
"Тепло ль тебе? Да не стелись так низко, давай же, поднимайся в полный рост".
В ее груди замерз туберкулез - такой, что не дает задать вопрос:
"Ну почему ты не нальешь мне виски, какие в этом риски, was ist los?
Мне все равно не стать твоей предтечей - вдыхать мне очень скоро будет нечем..."
Ты хочешь знать, что у тебя в груди? Вот погоди, ужо настанет вечер...
Не требуй. Не ори. Не выходи.
Когда издавать планируешь..?
Не планирую. Это либо деньгами сорить, либо по редакциям бегать. Первое жаба давит, второе лень.
эх нету в наших краях агентов)
Экспериментирую помаленьку.
Легион
никогда не пей горючку натощак
никого не собирай в последний путь
а не то придут неумные в плащах
чтобы выкрасть и зарыть кого-нибудь
ничего что не горит не делай сам
никуда не плюй и не кидай монет
низачем меня не гладь по волосам
все равно на этих змеях шерсти нет
эту песню пишут кровью по земле
чтобы мы смогли немного отдохнуть
никому не говори что нюхал клей
никогда не уходи в последний путь
впрочем если есть причины уходить
расскажи мне может даже соглашусь
но пожалуйста не вякни о любвях
это будет ни в пизду ни в легион
.
Чураивна
Я помню, с утра мне хотелось замазать глаза
такой чистотой, чтоб не видеть ни трений, ни прений,
петь песни о тех, кто идет под огромный резак,
ломать человеков, как ветки привядшей сирени.
В пустой черепушке красиво носился Пастер,
со смехом вещая о том, сколько в воздухе смерти,
а небо белело, как то молоко из цистерн,
в котором воды ровно четверть, хотите - проверьте.
(У холода тонкие пальцы. Смотри не спугни -
бежать он не станет, а схватит за нос и колени.
Так полая кукла пускает пустоты по вене,
и память о лицах и днях растворяется в пене,
и лидер послушных убийц узнаёт об измене,
и слышишь от мамы, что стала совсем как они).
С утра мне хотелось... но что тут теперь вспоминать.
Всё так: это я, это труп, это вы, это крики.
Всё так: это он, это я, это яд, это рать
таких же, как я, только менее, что ли, великих.
С утра мне хотелось вдавить свое тело в кровать.
последние две страницы порадовали (до первых не дошел - нужно осмыслить уже прочитанное) : интересно следить за мыслью и просто приятно читать.
несколько вещей перечитал (чего давно не было) и через время точно к ним вернусь.
Вы имеете все основания именовать себя поэтом.
авторша https://www.stihi.ru/avtor/iiiii
ЖЖ https://tiktaalik-m.livejournal.com/profile
Форум Invision Power Board (http://nulled.cc)
© Invision Power Services (http://nulled.cc)